Маленький Джон, оторвав полосу от своего плаща, туго стянул юноше раненую руку.
Повар вывел из леса на дорогу лошадей. С помощью отца Тука он усадил воина с рогами на шлеме лицом к хвосту на его же коня и накрепко привязал к седлу, скрутив ремнями по рукам и по ногам. Потом стегнул коня, и тот шарахнулся прочь, унося беспомощного седока.
Эльфера осторожно посадили на другого коня. Он взялся за повод здоровой рукой.
Повар вытащил изо рва мешки с шерифовым добром. Тут Маленький Джон распрощался с друзьями.
— Везите Робину подарки от лорда шерифа, — сказал он, кивнув на мешки. — А я отыщу самого лорда; он охотится нынче где-то у Серебряного ручья. Скоро мы с ним вас догоним.
«Согните луки, — молвил он, -
Обоз невдалеке.
Передний — мой: и жизнь и смерть
Его в моей руке».
По всем дорогам Англии скрипели колеса возов. Первые белые мухи кружились уже в воздухе, не смея опуститься на землю. По утрам тонкой корочкой льда затягивались лужи, а небо к закату было красным, как медь. Зима подступала, и владельцы земель спешили объехать свои владения — собрать с вилланов последний оброк.
По старому Ватлингу, по широкому Эрмину, по каменистым горным тропам, по топким просекам, по глухим и людным просёлкам, мимо кельтских могильников, мимо затопленных золотым орешником римских военных лагерей, мимо грузных норманнских церквей и угловатых замков, лениво влегая в ярмо, тащили волы повозки, скрипящие под тяжестью нового урожая. Ветер уносил в облака пыльные клочья овечьей шерсти, мякину, запах янтарного мёда, дым коптящихся окороков.
Настежь были распахнуты двери монастырских амбаров, подвалов; и днём и ночью опущены были подъёмные мосты.
Громко визжали свиньи и гоготали гуси, громко стучали цепы по гумнам, буйный ячмень задорно хлопал, вышибая затычки из бочек, но все эти звуки заглушал громкий и протяжный скрип колёс.
Красные клёны и медные дубы бросали охапки листьев под широкие копыта воловьих упряжек. Воробьи неохотно уступали дорогу копытам, словно уговорились, что скорее дадут раздавить себя, чем позволят увезти с полей золотое зерно.
Собаки бежали между возами, то зазывая вперёд ленивых волов, то отставая у верстового столба, чтобы, задрав лапу, проверить, на месте ли ещё надпись, высеченная по твёрдому камню: «Сделал дорогу Гай Юлий Цезарь».
С высокой вершины каштана, что стоит на холме в том месте, где дорога на Бернисдэль пересекает дорогу на Сайлс, Мук, сын мельника, увидел большой обоз.
Как ящерица, он соскользнул по гладкому стволу и спрыгнул на землю, где, с головой укутавшись в плащи, крепким сном спали востроносый Скарлет и Билль Белоручка.
— Двенадцать упряжек по восемь волов, вьючных лошадей не то семь, не то восемь, — сказал Мук, растолкав товарищей. — Сам епископ не ездит с таким обозом! Клянусь крестом, они не оставили в Вотерсе ни свиньи, ни курёнка!
— Какая охрана? — потягиваясь, спросил Скарлет.
— Считать будем после драки. Хватило бы стрел.
Билль Белоручка выглянул из чащи.
Скрип колёс приближался. Ветер донёс мычание коров, гоготанье гусей, кудахтанье, крики погонщиков и хлопанье бичей.
— Прямо ярмарка на колёсах! Достанется нам от Робина, если мы упустим такой подарок!
Пятеро вооружённых всадников подвигались вперёд в голове обоза, трое монахов трусили следом за ними. Низко пригнув головы, брели привязанные к повозкам коровы. Вьючные лошади шли понуро, покачиваясь под тяжёлой кладью.
— Передний — мой, — сказал Мук, натягивая тетиву. — Бери, Скарлет, на прицел большого, на белой кобыле. А ты, Белоручка, — того, что толкует с монахом.
Три стрелы сразу сорвались с луков, будто их спустила одна рука.
Всадник, ехавший впереди, мешком повалился на шею лошади. Тот, что беседовал с монахом, упал бы, не подхвати его спутник. Третья стрела, скользнув по кольчуге стражника, воткнулась в морду белой кобылы. Лошадь вскинулась на дыбы и опрокинулась в сторону, на переднюю упряжку волов.
Скрип колёс оборвался, облако пыли скрыло обоз.
Волы ревели, сбившись в кучу, опрокидывая повозки; гуси хлопали крыльями, свиньи визжали, вьючные лошади бились копытами кверху, пригвождённые кладью к земле.
— Люди, ко мне! — кричал стражник, упавший с белой кобылы. — С нами бог и святые угодники! Ко мне, Жоффруа, Бонвалет! Все на разбойников!
Он стоял с обнажённым мечом, прикрывая своим телом монахов, которые поспешили опуститься на колени, сложив руки на груди. Рядом с ними лежал всадник, раненный стрелой Белоручки.
Но воин напрасно звал на помощь. Испуганные кони, закусив удила, далеко унесли уже и Бонвалета и Жоффруа. А погонщики волов исчезли под своими повозками с такой быстротой, как суслики прячутся в норки.
Стрелки под могучим каштаном дружно расхохотались, увидав чудесное действие трёх хорошо направленных стрел.
— Клянусь святым требником, тысяча стрел не заменит нам имени Робин Гуда!
С этими словами Скарлет выскочил на дорогу следом за Муком, сыном мельника, и Белоручкой. Стрелки тотчас же взяли на прицел единственного готового к обороне врага.
— Послушай, вояка, — сказал Мук, обращаясь к стражнику, — если ты будешь брыкаться, мы подарим тебе три добрые стрелы, сработанные хромым из Трента. Только боюсь, что ты отправишься в преисподнюю прежде, чем успеешь их хорошенько сосчитать. Ну-ка, вкладывай свой меч в ножны, чтоб не ржавел на осеннем ветру… Так! А теперь посмотрим, каких гостинцев прислал нам господь.